Монголия как медитация

Пуртова Елена Анатольевна (Москва) – кандидат психологических наук, юнгианский аналитик (РОАП), преподаватель МААП, главный редактор журнала «Юнгианский анализ».

Опубликовано в журнале «Юнгианский анализ», 2023 год, № 4

Из университетского курса по общей психологии я помню экологическую теорию зрительного восприятия Дж. Гибсона 1 . Это авторский взгляд на восприятие как собственную активность человека, считывающего информацию из окружающего мира, который в свою очередь объясняется автором как мир понимаемых возможностей жизнедеятельности. Поскольку автор часто ссылается на роль линии горизонта в восприятии мира, то я предполагаю, что восприятие мира и вытекающие из этого психические свойства людей существенно отличаются для тех, кто живет, например, на Кавказе или в местах, окруженных лесами или же степями. Резкие линии горизонта, возможно, становятся эмоциональной основой вспыльчивых проявлений характера, и наоборот – плавные линии, поглощаемые глазами, мозгом, психикой, дают сдержанность психических проявлений и «невыпячиваемость» себя. Возможно, национальные или этнические характеры могут зависеть от того ландшафта, в котором из века в век живут люди?

Очевидно также, что живущие в больших городах и маленьких поселках видят очень разный мир вокруг – я все еще говорю про зрительное восприятие и имею в виду то, что взгляд горожанина «короче» и обрывается зданиями или перемещается по перспективам улиц или площадей, в то время как взгляду жителя маленьких поселков могут быть открыты бо́льшие пространства, как, например, далеко просматриваемая холмистая территория Владимирской области. Можем ли мы связывать «короткую» (прерывистую) или «длинную» (не ограниченную объектами) перспективу зрительного восприятия с пониманием перспективы внутри психики? Прерываемый информационными событиями темп больших городов держит нас на короткой спринтерской дистанции решения рабочих или домашних задач, в то время как выезд на дачи, на природу позволяет менять масштаб видения жизненного процесса, появляется «марафонская» перспектива восприятия – и вместе с пространственной появляется временна́я перспектива прошлого – настоящего – будущего, смещение фокуса с сиюминутного на вневременное… Видимая линия горизонта – это также соединение неба и земли, божественного и человеческого, их непротиворечивая встреча в настоящем, сиюминутном.

Ландшафты Монголии уникальны открытыми взгляду горизонтами. В двух поездках с «Духовными путешествиями МААП» (2019 и 2023 гг.) мы были в разных частях страны, и в гористой, и в равнинной, но абсолютная просматриваемость пространства и плавные линии горизонта были нашим постоянным сопровождением. Пожалуй, единственным исключением была поездка через лес к горе с буддистским монастырем на скалистой вершине. Я не стала карабкаться высоко, но, просматривая потом фотографии тех, кто пошел, я больше всего была поражена снимками нашего монгольского проводника – он расслабленно лежал на уступах, где, кажется, и стоять-то было невозможно. Однако было очевидно, что ему там, над пропастью, удобно, и он невозмутимо ждет группу.

И тут я возвращаюсь к «плавному» психическому проявлению монголов и вспоминаю фильмы про Монголию – «Монгол» С. Бодрова и «Урга – территория любви» Н. Михалкова. В их героях тоже можно почувствовать эту плавность, пластичность, упругость и силу. Мы были свидетелями этих качеств в самых разных ситуациях: потеря части каравана машин, поломка двигателя среди песчаной пустыни и прочие дорожные стрессы, разворачивающиеся к тому же при отсутствии сотовой связи между машинами в степи…

Мягкие линии горизонта на 360 градусов вокруг и огромные свободные пространства делали свое дело, наши реакции тоже переставали быть «городскими» и все больше становились «степными», с просматриваемой надеждой на разрешение, на то, что за небольшой горкой опять будет красивая котловина, обрамленная очередными холмами, а за ней следующая и следующая; что расходящиеся линии дорог где-то сойдутся вместе, и когда-то мы снова увидим давно исчезнувшие с глаз машины. Россыпи камней и русла ручьев добавляют разнообразия, но не меняют ничего принципиально. Добавим к этому встречающиеся иногда стада лошадей, коз, яков и юрты – вот и все, обо что будет спотыкаться взгляд в монгольской степи. Когда не с чем иметь дело снаружи, приходится погружаться внутрь, и это становится основным занятием в Монголии, и чем больше плавного снаружи, тем легче разглаживаются внутренние вмятины, выравнивается диапазон внутренних волн и мягче наступает транс.

Как еще можно увидеть перестройку на другой режим внутреннего функционирования? Вторая поездка в Монголию, первый день после пересечения границы: мы, уставшие после ночного перелета в Кызыл и автобусной дороги до границы с Монголией, после часового ожидания открытия пограничного пункта. Нас встречают джипы, и наш первый вопрос: далеко ли до базы? Нам говорят, что около 300 км, мы переводим в понятные для нас примерные часы: ну, можно потерпеть. Однако вскоре мы понимаем, что дорога такая, что все наши расчеты очень наивны: асфальт быстро заканчивается, и начинается типичное монгольское бездорожье, утяжеленное движением вверх и вниз с большой амплитудой. Через два часа пути нам объясняют, что мы проехали только малую часть, может, четверть. Еще несколько часов пути мы пытаемся понять, сколько же нам осталось ехать, пока не сдаемся в отчаянии – привычные нам категории времени и пространства здесь не работают, нужно делать что-то иное. В темноте мы приезжаем на базу, о которой слышали, что она стоит на берегу красивого озера, которое меняет свой цвет. Мы ничего этого не увидим, нас волнует отсутствие душа. Мы как-то выспимся в юртах и уедем рано утром, так и не разглядев этой воды.

Однако в последующие дни вопрос, сколько нам ехать, возникает все реже и реже. Как и вопросы о цели пути: что мы будем смотреть? Раньше или позже становится понятно, что это неважно – будет ли это вода, неожиданно вытекающая из песков, или стоянка кочевников, которые ждут нас на обед, или просто очередной юрточный лагерь на ночь. Все равно главным наполнением дня будет дорога. Фигура и фон меняются местами, событием становится не то, зачем мы едем, а сама по себе эта езда, перемещение по степи. И это становится естественным – процесс, а не результат; путь, а не то, куда он ведет. И из этого тоже меняется режим внутреннего функционирования и смещение перспективы.

Наши учителя по освоению «монголизации» мозгов – водители джипов. У них нет навигаторов: в совершенно однообразном монотонном пейзаже, не будучи жителями этих краев, среди множества дорог или, наоборот, при полном их отсутствии для нас остается загадкой, как они выбирают путь и находят друг друга, но они это делают изо дня в день. Как они остаются спокойными и доброжелательными после дня тяжелого пути по тотальному бездорожью и пустыне? Как, не зная русского, они понимают нас и как они становятся понимаемыми для нас? К концу пути мы в курсе их семейных дел и основных увлечений, и, наверное, они тоже много знают про нас, потому что на прощание, прямо глядя в глаза, наш водитель говорит каждой из своих пассажирок что-то уникальное, только к ней относящееся, мы понимаем его и тронуты его словами. Как это?

Наши учителя по освоению «монголизации» мозгов – водители джипов. У них нет навигаторов: в совершенно однообразном монотонном пейзаже, не будучи жителями этих краев, среди множества дорог или, наоборот, при полном их отсутствии для нас остается загадкой, как они выбирают путь и находят друг друга, но они это делают изо дня в день. Как они остаются спокойными и доброжелательными после дня тяжелого пути по тотальному бездорожью и пустыне? Как, не зная русского, они понимают нас и как они становятся понимаемыми для нас? К концу пути мы в курсе их семейных дел и основных увлечений, и, наверное, они тоже много знают про нас, потому что на прощание, прямо глядя в глаза, наш водитель говорит каждой из своих пассажирок что-то уникальное, только к ней относящееся, мы понимаем его и тронуты его словами. Как это?

Что-то происходит в этом пути по бесконечным полям, как-то меняется сознание, и когда мы снова окажемся на той первой юрточной базе, мы располземся по берегам озера и будем бесконечно фотографировать цвет озерной воды и розовеющие в закатном солнце юрты. И лучшие фотографии будут поражать совершенно ультимативными рериховскими цветами и четкими контурами этого пейзажа – так не может быть, такого не бывает, но это случится.

Размышляя об эффекте монгольских степей, я вспоминаю одного пациента, который описывал свое состояние загнанности тревогой выражением: «Я начинаю кубатурить», т.е. возводить свое беспокойство в кубическую степень, теряя связь с реальностью. В какой-то момент он был вынужден обратиться к психиатру, и ему прописали препараты, которые он описывал как «укорачивающие мысли». Это интересный образ, и я бы сопоставила его с тем, что происходит через несколько дней дорог по монгольским степям: мысли ощутимо укорачиваются, связные цепочки идей рассыпаются в дискретные фрагменты, не беспокоящие мозг. На фоне безмыслия всплеск мыслительной активности проявляется только в назывании того, что активно проявляется за окном машины: суслик пробежал… а вот опять этот толстопопый хомячок… За несколько часов пути это может быть и все, чем напомнит о себе сознание.

Монгольский транс, поддержанный работой шаманов, привезенными от них заговоренными семечками, ослепительно красивыми пейзажными фотографиями в групповом чате перемещается в Москву как мощная прививка от втягивания в городское «кубатуривание».