Аналитик и пока-не-клиент: контакт без анализа и поиск посредника #2. Интервью с Анной Скавитиной
Сергеева Жанна Владимировна – аналитический психолог, специалист «Клиники доктора Юнга». Постоянный автор и эксперт журналов «Psychologies», «Cosmopolitan психология», ведущая психологических рубрик в журналах «Красота и здоровье» и «Discovery».
Опубликовано в журнале «Юнгианский анализ», 2012 год, № 3
Анна Скавитина, юнгианский аналитик, психолог факультета психологии МГУ, член IAAP, член координационного совета МААП
Жанна Сергеева: Несколько лет назад психологи мечтали о собственном рупоре: хотелось, чтобы было как можно больше психологической прессы. Сейчас психологические рубрики есть чуть ли не в каждом журнале, множество передач на радио, на телевидении. Но хорошо ли это?
Анна Скавитина: Эти рубрики далеко не всегда ведутся профессионально. Я периодически сталкиваюсь с тем, что родители моих клиентов-детей сообщают множество не всегда адекватных сведений, утверждая, что эти сведения получены из какого-то журнала или услышаны по радио. Наш народ очень верит печатному слову, а внутренние фильтры на тестирование информации у него не созданы, и мы сталкиваемся с вторичными последствиями: изначально существовавшая проблема оказывается леченой не совсем подходящим способом, и это очень похоже на народное целительство, хотя люди уверены, что они не к бабке ходили гадать, а имели дело с профессиональными психологами. А так как психологов у нас теперь тоже очень много, то у каждого есть возможность получить не всегда качественную информацию.
ЖС: А можно узнать подробности: с какими установками приходили родители?
АС: Например, одни родители рассказали, что их ребенок плохо спит и вообще очень нервный. Выяснилось, что ребенку шесть с половиной лет и по ночам он спит в одной кровати с родителями, между ними. Родители сообщили, что читали советы невропатологов и психологов, которые приводили в пример свой собственный опыт и убеждали, что спать вместе с ребенком – дело нужное и правильное, что ребенок становится гораздо спокойнее и ему от этого только лучше. Я говорю им: вы же видите, что у вас ситуация скорее обратная, ваш ребенок неспокоен, вы не спите ночами. Они отвечают: да, все так, но мы надеемся, что все изменится, потому что это было написано в журнале. Так что рефлексия по этому поводу у людей не работает, и это правда печально.
ЖС: Беду таких рубрик я вижу в безапелляционности и обязательной простоте подачи, которая в результате выглядит как руководство к действию.
АС: Соглашусь. У меня есть опыт работы с разными журналами, и когда предлагаешь читателю выбор, описываешь разные варианты поведения, редакторы часто говорят, что им это не подходит, поскольку нужны простота и однозначность. Это касается и языка. Однажды фразу, которая, с моей точки зрения, звучала корректно, переделали во что-то вроде «Ребенок – не робот». Мы обсуждали эту тему когнитивной простоты с моей коллегой Екатериной Кадиевой. Увидев очередные редакторские правки, она сказала, что если бы у нее было желание работать в журнале «Веселые картинки», то она бы там и работала, а так как был запрос на психологическое содержание, то она пыталась его в свой текст вложить, а редакторы пытаются его оттуда вынуть. На этом сотрудничество Екатерины с этим журналом закончилось. В разговоре с ней мы пытались выяснить, возможен ли компромисс между простотой и корректностью. Мы обсуждали, как психологи-профессионалы, начиная работать с глянцевыми журналами, оказываются в ловушке: все, что мы говорим, начинает в результате напоминать стиль желтой прессы, от написанного или сказанного текста остаются две-три фразы, которые часто оказываются еще и изъятыми из контекста и встроенными в совсем другие, искаженные параметры. Поэтому наша позиция довольно своеобразна, мы словно стоим по другую сторону барьера, поскольку предполагается, что читательская масса не готова напрямую общаться с психологом, транслирующим информацию, что эту информацию непременно надо перевести.
ЖС: Какие у вас были ощущения, когда вы впервые увидели собственный комментарий, который был переделан, искажен редакторами?
АС: Тотальный ужас и невероятный стыд. Будто часть тебя находится в пользовании у другого человека, и ты с этим соглашаешься, и гонорар тебе платят именно за это – не за то, что ты делаешь, что говоришь или пишешь, а за то, что сдаешь в аренду эту часть. Это трудные чувства. Через некоторое время это становится привычкой, приходит понимание, что в любом общении другие люди тоже используют часть тебя, искажая ее в свою пользу, а то, что происходит в журналах, имеет больше отношения к этим журналам, чем ко мне. Периодически мне приходится с редакторами бороться, но борьба ведется на приграничных территориях: возможность увидеть свой комментарий прежде, чем он выйдет, сохранение отдельных слов.
ЖС: Как вы думаете, почему и для чего упрощается то, что могло бы не упрощаться, и откуда берется идея, что читатели не могут общаться с психологами?
АС: В рассказе Роберта Хайнлайна «Логика империи» есть суждение о том, что если какую-то ситуацию можно объяснить глупостью и некомпетентностью, то так ее и нужно объяснять. У работающих в журналах людей может быть убеждение, что их представление о мире и жизни и есть действительно верное и материалы должны подаваться в согласии только с этим представлением. А люди, которые читают этот журнал, гораздо проще и глупее, чем его руководство. То, что они могут быть умнее, в расчет не берется. Мне это напоминает приезд в Россию коллег из США и Британии, которые читали лекции для наших юнгианцев, но читали так, как привыкли это делать у себя – очень просто, а аудитория грустнела все больше и больше. Люди задавали вопросы, пытаясь расширить контекст лекций, показывая, что только в этом направлении они двигаться не готовы и не хотят, предполагая некоторое дискурсивное сравнение между позицией разных профессиональных сообществ, но узко заточенные лекторы не были готовы отвечать на эти вопросы. С прессой то же самое: мы надеемся, что журналы сообщат нам вещи, выходящие за рамки прописных истин, но они оказываются заточенными под эфемерное представление о публике, которая не умеет рефлексировать. При этом публика покупает различные психологические журналы, пытаясь найти в их текстах хотя бы подходящую метафору. Я тоже покупала и читала разные журналы, и некоторые были хороши, но очень быстро пропадали. Это было связано с отсутствием рекламы, поскольку рекламодатели тоже считали, что журнал для публики окажется слишком сложен. Оттого те журналы, которые мы могли бы покупать, слишком быстро перестают существовать. Может быть, наша прослойка слишком узкая и мы маргиналы от разума?
ЖС: Меня не перестает волновать фантазия о юнгианском журнале «Архетип». Как вы думаете, какие люди могли бы такой журнал создать и что им понадобилось бы, кроме чистого энтузиазма?
АС: Важно, чтобы люди, которые стоят в его главе, предполагали, что их читает аудитория, более сложная, чем они сами, и готовая разбираться с разного рода зубодробительными теориями. Но здесь история не столько про теории, сколько про возможный язык, попытку подать сложные теории доступно, согласно словам Эйнштейна: «вы должны уметь объяснить все семилетнему ребенку, и тогда ваша теория будет иметь право на существование». И второе: для нашего узкого круга слово «архетип» привычно, но оно не стало привычным для публики и может предполагать что-то очень «архе-», то есть далекое от современности. Чтобы делать такой журнал, нам надо менять свой птичий язык, оставляя содержание сложным, но делая лексику более доступной. Для этого был бы хорош жанр интервью, когда один из беседующих людей пробует внутренне служить не только интервьюером, но и транслятором, переводчиком с одного языка на другой. Многие наши коллеги являются артистами разговорного жанра, а переводить свои устные тексты в письменные нет особого навыка, а иногда и времени. Оттого мы со Станиславом Олеговичем ищем людей, с которыми можно было бы разговаривать, и они бы это записывали, а позже материал переходил бы на другой уровень. Например, как это произошло с книгой Робина Скиннера и Джона Клииза «Семья и как в ней уцелеть» – прекрасная книга, в которой оставлены все когнитивно сложные вещи, но при этом она написана на доступном, журналистском уровне.
ЖС: Нехватка психологической информации – момент очень острый. У людей должна быть возможность пообщаться с психологом, задать ему вопрос, ответ на который они не могут получить из СМИ.
АС: У книжного магазина «Москва» был проект «Книжная бессонница», в котором я принимала участие, и подходило очень много людей – блиц-терапия, такой особый поразительный жанр. Меня удивило то, что люди задают очень интимные вопросы, которые они, вероятно, долго вынашивали, и задают в неподходящей, недоверительной среде. Возникает ощущение, что у них настолько недостает возможности сделать это где-либо еще, что они готовы делать это в любом формате. Это показатель интенсивной нехватки информации, но задавать вопросы о себе в психологически небезопасной обстановке для них все равно проще, чем рискнуть пойти на терапию.
ЖС: Вокруг терапии до сих пор существует ореол таинственности.
АС: Сейчас он намного меньше, потому что есть бесконечное количество телесериалов, которые пытаются рассказать о том, что происходит в психологических кабинетах. Я знаю некоторых исполнителей ролей психотерапевтов, и они сталкиваются с довольно смешными обстоятельствами. Сценаристы, которые не проходили терапию, имеют свое представление о ней, а актеры, которые ее проходили, знают, как это происходит. И, играя терапевта, они с топотом ног и стучанием кулаков доказывают, что психолог или аналитик никогда бы такое не сказал и так бы не поступил, и получают ответ от сценаристов: «Ну это же вымысел!» В этом случае актер оказывается в ловушке: либо продолжать играть роль и давать публике ложную информацию, либо продолжать скандалить и в результате остаться без работы. Пока у нас дела обстоят именно так. А вот Вуди Аллен много лет проходил терапию, и его фильмы в этом смысле достоверны.
ЖС: Ну если пока фильмы не дают людям нужной информации, ее могли бы давать психологи. Какая форма, на ваш взгляд, будет наиболее подходящей?
АС: Это и открытые лекции, которые привлекают публику, и психологический фестиваль, и участие психологов в проектах, похожих на «Книжную бессонницу». Туда приходят и психологи, которые хотят посмотреть на работу коллег, что тоже важно, потому что многие психологи варятся в собственном соку. Приходят и люди, которые не готовы пока пойти на терапию. Возможность такого открытого просмотра мне напоминает ситуацию с магазинами. Есть бутики, в которые некоторым людям психологически трудно заходить – они опасаются, что у них не хватит денег или придется общаться с навязчивыми продавцами. А есть, например, ЦУМ, где те же марки топового класса находятся в открытом пространстве, подходить к ним не так страшно, и многие люди решаются на покупку одежды или психологического продукта именно в таком формате. Я очень хорошо запоминаю лица, и из тех, кто был на моем семинаре во время фестиваля «Планета людей», многие потом пришли на «Книжную бессонницу»: они следили за мероприятиями и были готовы сделать следующий шаг, спрашивали, например, что можно было бы на эту тему почитать. Какое-то время назад я участвовала в еще одном открытом проекте. Крупная корпорация по производству детского питания решила сделать подарок своим сотрудникам, которые с утра до ночи находились на работе, и у них не получалось уделять время своим семьям. В результате часть рабочего времени уходила на обсуждение семейных проблем. Тогда руководство организовало серию лекций, посвященных определенным детским возрастам – от нуля до года, от года до трех и так далее. Были люди, которые ходили на все семинары, кто-то ходил на некоторые, но все очень активно задавали вопросы, порой очень интимного свойства, и было понятно, что они готовы, хотят обсуждать их здесь и сейчас, поскольку все равно говорят об этом на рабочих местах. Многие из них потом обратились за психологической помощью, и это тоже была замечательная зона для формирования клиентского запроса этих людей. Надо заметить, что корпорация очень сильно все поддерживала.
ЖС: Остается только выразить благодарность корпорации, которая это все инициировала. Но что может сделать наше сообщество, нужен ли человек, который будет исполнять функции пиар-менеджера?
АС: Мы часто говорим об этом, эта идея существует давно. Есть множество интересных проектов. Была, например, интерпретация сновидений на радио «Сити-ФМ», где сны слушателей по очереди рассматривали астролог и психолог. Сколько было желающих! После этого и на сайте МААП появился сонник с попытками интерпретаций. К сожалению, от психолога «Сити-ФМ» отказалось, потому что было решено, что людям ближе астролог. И мы опять возвращаемся к восприятию психологии как тайного знания иллюминатов, которое надо предохранять от народа.
ЖС: До публики сейчас доходят отрывки, части этого «тайного знания» – эпизод в сериале, короткий комментарий по радио или телевидению, три-четыре фразы в журнальной статье. Какой коллективный образ психолога существует в России, как вы думаете? Чего хотят от психолога, чего ждут и боятся?
АС: Нынешняя ситуация намного лучше, чем была, например, лет пять назад, и это плюсы связи с общественностью, пусть даже в искаженном виде. Сейчас приходящие в кабинет люди довольно четко формулируют запрос, они представляют, кто такой психолог и зачем он нужен, и даже дети-клиенты примерно объясняют, чем занимаются психологи, и задают довольно конкретные вопросы. Раньше было много фантазий о том, что психологи дают всем волшебные таблетки: «Ребенок заикается уже десять лет, а через неделю у него экзамен в театральном, помогите, пожалуйста». Сейчас некомпетентных клиентов меньше, часто формулируется длительность работы: «Я понимаю, что моя проблема не разрешится за две-три встречи, рассчитываю примерно на год». Так что мы с вами обсуждаем, как сделать нашу ситуацию лучше, однако она уже улучшилась. Запрос у публики пока до конца не сформирован, но на эту тему и исследований пока немного. Отвечать на бесконечные вопросы «Как найти мужчину своей мечты?» можно, и это действительно важная тема, но в работе часто сталкиваешься с тем, что люди, вначале интересовавшиеся именно этим, через две-три консультации переходят к вопросам более глубинного порядка. А СМИ сейчас отвечают на поверхностный запрос, предполагая, что он-то и есть истинный, и мы пока, увы, чаще всего остаемся на поверхности, но ее необходимо коснуться, для того чтобы позже начать разговор про глубину.