Передача традиции: между обучением и преподаванием

Вступление: опыт обобщения

Недавно пенсионный фонд России посчитал мой трудовой стаж, и теперь я знаю, что 37 лет моей жизни я преподаю в системе высшего и дополнительного образования. Это больше, чем половина моей жизни. У меня есть научная степень и ученое звание в области преподавания психологии. И только 15 лет я являюсь юнгианским аналитиком, то есть моя преподавательская идентичность намного старше моей юнгианской, и преподавать аналитическую психологию я начала раньше, чем стала аналитиком.

Более 20 лет назад я и двое моих коллег Лев Хегай и Станислав Раевский организовали и ведем в Москве двухгодичные образовательные программы. До этого наш курс обкатывался много лет на выездных юнгианских семинарах и длительных программах в различных регионах России и бывших республиках Советского Союза. Наш интерес к работе с группами на основе тренинговых технологий позволил нам создать такую модель обучения, которая теперь используется в других городах России.

Мы принимаем в наши группы людей с психологическим образованием и без него. Наши группы всегда смешанные, и чем шире диапазон представленности возраста, образования, профессий, личного опыта, тем лучше работают группы, тем больше возможностей для роста они дают своим участникам. В нашей программе лекционные формы обучения сопровождаются групповыми дискуссиями, упражнениями, ролевыми играми.

В настоящий момент созданная нами Московская ассоциация аналитической психологии предлагает различные форматы обучения, в которых одновременно обучаются примерно 180 человек. Помимо обычной двухгодичной программы в Москве у нас есть, например, дистантное обучение для жителей России и зарубежных стран. И есть выездные программы во многих регионах России и даже на Кипре.

Мы поддерживаем наши программы многочисленными проектами, как, например:
• трижды в год проводятся конференции с участием зарубежных коллег,
• ежегодно – летние аналитические школы,
• еженедельный юнгианский киноклуб,
• несколько одновременно идущих сновидческих групп,
• ежеквартальный журнал «Юнгианский анализ»,
• духовные путешествия (Индия, Перу, Бразилия, Иран, Монголия, Боливия и пр.),
• программы по юнгианской астрологии, Таро и пр.

Наши программы не являются частью международно-сертифицированного тренинга, а только подготавливают к нему как необходимая первая ступень, но благодаря подобной работе интерес к аналитической психологии в Москве и России остается неизменно высоким на протяжении многих лет.

Учиться юнгианскому анализу и учить ему – самая парадоксальная и важная часть моей профессиональной идентичности. Мне очень нравится идея, высказанная Томом Келли о преподавании: «Мы преподаем, потому что нам нужно продолжать обучаться. Преподавание дает нам возможность непрерывного образования в сфере того, чему мы обучаем, в преподавании мы учимся и переучиваемся» (Келли, 2011, с. 81). Поэтому далее я буду рассматривать собственное обучение и собственное преподавание как две неразрывные линии моей профессиональной жизни и попытаюсь выделить слои юнгианской идентичности, формирующиеся в обучении.

Юнгианский метод: трудности понимания

Мое обучение психотерапии пришлось на начало 90-х годов, когда после падения железного занавеса в Россию стали приезжать зарубежные психологи самых разных направлений. Мой первый клиентский опыт был получен на трехнедельном групповом интенсиве американского священника и юнгианского психотерапевта Кеннета Кейша. Я была захвачена групповым и индивидуальными процессами и пыталась понять их механизмы. Я видела, что ведущий пользовался техниками психодрамы, гештальт-терапии, арт-терапии, но что здесь называлось юнгианским, я не понимала.

Имея высшее психологическое образование, я что-то слышала про коллективное бессознательное Юнга, но не могла соотнести это знаемое с полученным в группе опытом. Я осталась с этим вопросом, но была очарована цельностью этого подхода – когда все психическое оказывалось уместным, все кажущееся ненужным становилось ценным источником для развития. Такое видение мира вызывало эстетическое ощущение красоты, целостности и трепета божественного соприсутствия.

Осознанно понять, что юнгианский подход и есть такая мировоззренческая позиция, я смогла позже, когда получила заказ на подготовку методического пособия по курсу «Юнгианская психотерапия». Мне пришлось прочитать все книги Юнга, вышедшие тогда на русском языке, и все о нем самом. Тогда я увидела, что это не метод делать психотерапию, как инструмент или технология, а способ думать определенным образом, который может быть непротиворечиво реализован через инструменты других психотерапевтических подходов.

Кеннет Кейш делал методы других подходов юнгианскими, «растворял» их своим чувствованием юнгианского духа. Он нес в себе особенное видение психического мира и создавал атмосферу, в которой участники группы обнаруживали собственную целостность и богатство бессознательного.

В наши обучающие программы приходят люди из разных психотерапевтических конфессий, и на первых занятиях я говорю, что юнгианский анализ – это бульон, который легко растворяет или соединяет ингредиенты – методы разных психотерапий, поэтому им не придется отказываться от того, что они уже умеют хорошо делать. Однако я также понимаю, что сущность этого бульона не так-то легко постигается.

Когда я начала читать тексты Юнга, я испытывала странные ощущения – будто я попала в такое пространство, где нет верха и низа, правой и левой стороны, хорошего и плохого, верного и ошибочного. Это было головокружительно – утратить привычные системы координат и оценок, но в этом пространстве можно было свободно перемещаться, как будто дышать и жить под водой. Так я ощутила, что это значит – пребывать в бессознательном, и мне это понравилось.

Но моей задачей было сделать логически упорядоченный учебный текст по работам Юнга, а у меня его работы протекали как вода сквозь руки, и в руках мало что оставалось: удовольствие от контакта с этой водой и всплывающие время от времени личные истории и переживания. Однако я была озабочена созданием методического пособия и бесконечно перечитывала разнообразные учебники в поисках способа структурировать материал.

Тогда я прочувствовала, что могла бы испытывать Иоланта Якоби, которая первая отважилась на систематическое изложение идей Юнга и написание учебника по юнгианской психологии («Психология Юнга», 1964)!

Это должно было быть мучительно, потому что сам Юнг считал, что его тексты напоминают содержание сновидений. Он никогда не написал своей теории в целостном компактном виде, в разные годы он по-разному определял одни и те же понятия. Он осознавал эту трудность своего изложения и говорил: «Я намеренно действую бессистемно», но не считал это недостатком. По его мнению, жизнь редко следует формальной логике, которая является нормой академического мышления, и тем самым его стиль изложения более достоверно отражает сложность психической реальности. Он также писал, что наше восприятие реальности адекватно настолько, насколько мы оставляем в нем место неизвестному.

И вообще, он не хотел бы, чтобы кто-нибудь был юнгианцем: «Я не строю никакой доктрины, а описываю факты и выдвигаю определенные взгляды, которые кажутся мне заслуживающими обсуждения… Я оставляю каждого свободно рассматривать факты по-своему, поскольку я претендую на такую свободу для себя» (цит. по: Фрейджер, Фейдимен, 2001, с. 111). В одной из работ, посвященной юнгианскому обучению, Джен Винер называет Юнга трикстером и вспоминает Фордхама, который говорил, что бойкот методов – это тоже метод (Винер, 2011, с. 42)! Как же из всего этого можно создавать учебник?

Мое учебное пособие все-таки было написано, но к счастью не издано и осталось только моим способом «рассматривать факты по-своему». Сейчас, когда я преподаю, для меня важным моментом является рекомендация учебников студентам. Чтобы объяснить их специфику и соответствие учебным задачам, я условно разделяю все учебники на левополушарные и правополушарные.

К левополушарным я отношу учебник Эндрю Самуэлса «Юнг и постюнгианцы». Здесь всё логично упорядочено, достаточно посмотреть оглавление – и перед вами прорисован теоретический скелет юнгианского подхода, где каждая кость стоит на правильном месте. Если вы читаете какую-то главу, то вам объяснят в понятной исторической логике — кто что сказал по этому поводу, начиная от рождества Христова. Этот учебник хорош тем студентам, которые любят конспекты, схемы и однозначное понимание терминов, а от учёбы ожидают поддержку и усиление Эго.

Например, недавно я открывала двухгодичную юнгианскую программу в одном из городов России, и на завершении двухдневного интенсива одна молодая участница сказала, что ей всё понравилось, но когда я иллюстрировала те или иные идеи сказками, у неё уплывала голова, поэтому ей бы очень хотелось, чтобы я дала короткий конспект всего семинара. В этих случаях Самуэлс очень хорош, потому что он возвращает голову на место и создаёт ощущение, что юнгианский подход можно охватить и удержать головой, сознанием. Но внутренне я с этим не согласна — в воде нет протоптанных дорог, и я рекомендую подобные учебники только как временную меру — островок отдышаться, поскольку обладание картой океана не избавляет от «поехавшей головы» и необходимости учиться плавать в бессознательном.

Этот навык — пребывать и плавать в бессознательном — хорошо тренируют правополушарные учебники. Мой любимый — Кембриджское руководство по аналитической психологии. По его оглавлению вы не поймёте, как соподчинены между собой основные понятия, какое из них главное, какое второстепенное. Несмотря на заголовки глав, здесь трудно понять, почему что-то отнесено к теории или к практике, в чём назначение главы не про терапию, к чему отнести статью про Одиссея и почему она в учебнике?

Выделенные в этом учебнике статьи я называю смысловыми сгустками аналитической психологии, которые свободно перемещаются по воде бессознательного, не образуя какой-либо иерархии. Это точно не кости скелета, а скорее нервные узлы, в которых особенным образом раскрывается богатство и красота юнгианского мира. И с этой точки зрения, не важно, какой именно набор сгустков будет представлен, важно, как в них отражается юнгианская глубина и многомерность.

этом учебнике интересен список авторов — его внимательное прочтение обнаружит, что юнгианцами являются примерно половина из них! Или откроем, например, главу про Аниму. Автор — мужчина (Элио Фраттароли, классический психоаналитик и психиатр) — начинает текст с описания того, как главный редактор — женщина (Полли Янг-Айзендрат) — попросила его написать главу про Аниму. Он очень сомневается в своей возможности написать об этом, просит время подумать и целую неделю находит всё новые и новые аргументы, которые он сообщит редактору, чтобы отказаться от этой статьи. Через неделю автор понимает, что всё это время он находился в интенсивном внутреннем диалоге не с редактором учебника, а со своей Анимой!

Юнгианский метод: трудности воплощения

Парадоксально, что моё понимание юнгианского духа никак не помогало мне воплощать его в психотерапевтической работе с клиентами или в преподавательской деятельности. Закончив психотерапевтический институт, я развивала собственную практику, в которой опиралась на опыт собственного анализа (мой терапевт был классическим психоаналитиком) и на те семинары, которые давали мне ощущение инструмента в руках (и это тоже был классический психоанализ), но я не могла себя причислить к психоаналитикам, так как не участвовала в каком-либо систематическом обучении, которое дало бы мне полноценный международный статус.

Случайно я попала в двухгодичную программу Цюрихского института Юнга, которая проводилась в Москве (1998–2000). В то время я много работала, мне было тяжело высиживать полный уикенд раз в месяц и оставаться заинтересованным участником. Скорее, я пассивно позволяла чему-то в меня попадать. Благодаря этому опыту я спокойно отношусь к тому, как некоторые студенты отключаются на моих семинарах и иногда даже спят, иногда успевают увидеть сон и рассказывают его группе. Я с уважением принимаю бессознательное участие в обучении, если эти эпизоды приглашают сознание к взаимодействию.

В моем случае во время моей дремоты на программе в меня попало два эпизода: разбор сказки «Синяя свечка» с Натали Баратоф и разбор библейского сновидения Якова про лестницу с Андреасом Швайцером. И мне этого оказалось достаточно, потому что именно тогда я ощутила удовольствие быть отданной силе развития образа, наслаждение идти за ним и становиться частью трансформационных внутренних встреч и связанных с ними преобразований.

Я оказалась «укушенной», инициированной этим опытом, и с тех пор я всецело причисляла себя к юнгианцам классического подхода. Это неизменно так для меня и на сегодняшний день. Среди написанных мною работ я особенно люблю статью «Юнгианское исследование и следование образу» (2017), но тогда я ещё не умела инициировать и разворачивать подобного рода процессы.

В моем случае это произошло в процессе подготовки к экзамену по завершению программы. Я описывала работу с клиентским случаем, мне нравилась и работа, которую я сделала вместе с клиентом, и сам текст, но когда я его перечитывала, то обнаружила, что в нём не было ничего юнгианского! Похожее же описание процесса я могла бы сделать, если бы училась психоаналитической или какой-то другой терапии. Меня неприятно обескуражило это открытие — я два года осваивала направление, которое мне нравилось, завораживало меня, но судя по моему тексту, я так и оставалась любующейся на него извне.

Я была вынуждена обратиться к коллеге, мнением которой я дорожила, с вопросом – что у меня не так? Как внести сюда юнгианское? Она почитала его и сказала: «Образы, ты их упоминаешь, но не работаешь с ними, тебе нужно их развернуть». Мне не приходило это в голову! Это оказался тот самый не опознаваемый мною метод — инструмент, воплощающий юнгианский дух.

Я стала углубляться в образы клиента и сразу почувствовала разницу — помимо нас двоих, создающих, как я думала, новые структуры объектных отношений, в кейсе появилось присутствие Бессознательного, неизбежно поворачивающее эго к Самости, истинный источник психических изменений клиента в терапии. И именно через эту дверь я вошла вовнутрь аналитической психологии, ощутив себя её частью и идентифицировавшись с ней. И после сдачи экзамена я ощутила, что теперь у меня две профессионально работающие руки: левая — психоаналитическая и правая — юнгианская.

Юнг писал: «Как растение даёт свои цветы, так психика создаёт свои символы» (цит. по: Фрейджер, Фейдимен, 2001, с. 98). Для Дж. Хиллмана образы являются и содержанием работы аналитика, и основным методом, целью и средством. Он показывает, что само по себе соприкосновение с образом и его энергией является целебным и трансформирующим для психики. Поэтому иногда важнее оставить сновидение без интерпретации, не пропускать его через мясорубку эго-конструктов, сохранив его преобразующую силу и дав ему стать мясорубкой для эго-конструктов.

Русский режиссёр Андрей Тарковский называл образы омутами, подчёркивая в этом сравнении их функцию проходов вниз, погружения или даже провала в другое измерение психики.

Работа с образами занимает особое место в моей обучающей программе. Я использую работу с образами как лифт, перемещающий группу между различными слоями программы. На первом году обучения я чувствую себя сказочницей: например, я рассказываю историю о взаимоотношениях отец–сын в нескольких поколениях семьи Юнга, затем ввожу понятие Эдипова комплекса, трогаю миф, затем перемещаюсь в обсуждение истории главного героя из фильма «Красотка» и завершаю эту линию обсуждением мужского клиентского кейса. Таким образом я соединяю личную историю Юнга, психоаналитическую теорию, аналитическую практику и даю возможность студентам через развернутую амплификацию думать о собственном опыте и особенностях своего развития. Можно сказать, что работа с образами на каждом занятии надёжно прошивает все слои программы.

Другая важная функция работы с образами — тренировка специфичного юнгианского мышления. На протяжении первого года обучения я переучиваю студентов думать назад — в «почему», и разворачивать мышление вперёд — в «зачем», в поиск недостающего до целостности. Но эта работа не является интеллектуальным упражнением. Образы соединяют то, что я делаю сознательно, с бессознательным контекстом обучения. Каждый раз образ утягивает меня в глубину вместе с ними, их ассоциации, идеи, личные отклики обогащают мой человеческий опыт, приобщают меня к архетипическому уровню той или иной жизненной задачи.

Юнгианский метод: быть в связи с собой

Мой опыт быть рутером IAAP и обучение в супервизорской программе дали мне главный урок: юнгианский метод осваивается в личном анализе. Только от личной способности обнаруживать защиты и отказываться от них зависит возможность проживать собственную целостность и нести, удерживать её.

В наших программах учатся люди с опытом анализа и без него. Мы настоятельно рекомендуем быть в анализе, но не заставляем делать это, ожидая, когда студенты сами почувствуют необходимость обращения к аналитику. Каждое занятие длится шесть часов, оно заканчивается общим кругом, на котором студенты анализируют материал двояким образом: отжимают суть, вычленяют значимое для себя как полученное приобретение или обнаруживают бессознательные реакции, которые требуют последующей заботы и внимания. Как сказал один студент: «Спасибо, я получил много вопросов на свои ответы».

В начале следующего занятия мы опять будем делать круг, на котором студенты будут говорить о разных вариантах сознательной и бессознательной переработки полученных ответов или вопросов — через прочитанные книги, сновидения или синхронии.

Программа не является групповой психотерапией, но я осознаю незримо присутствующее в ней психотерапевтическое измерение. Два года и примерно 550 часов групповой работы вносят необратимые изменения. На последних занятиях мой коллега Лев Хегай иногда спрашивает студентов: «Что вы перестали делать за два года занятий и кем вы перестали быть?» Обычно, им есть что ответить.

Интересно, что он сам в качестве основных составляющих обучения в МААП вычленяет:
(1) освоение аналитического языка,
(2) групповой опыт,
(3) столкновение с Нуминозным (Хегай, 2011, сс. 11–12).

Я восхищена, что он может говорить о нуминозном как о необходимом факторе обучения!

Я люблю книгу Эдингера «Алхимия души», в которой он описывает алхимические операции. Если смотреть на преподавание таким образом, то я делаю две основные операции — солюцию и коагуляцию, и я не сильна в сублимации и кальцинации, но их хорошо делают мои партнёры по программе. В первом году программы очень много солюции — через образы и повествования вносится опыт бессознательного, в котором происходит растворение сознательных установок, плывут системы координат, относительность становится важнее абсолютности, вводится узаконенная несистематичность…

Однако регулярные круги — это упражнения в коагуляции, в отделении сознательного от бессознательного. И здесь важно умение отстаивать материал — наблюдать за внутренними процессами и ждать выпадения сухого остатка или наоборот интенсивно взаимодействовать с ним, не оставляя усилий, взбивая твёрдое масло из молока, как лягушка в известной истории.

На втором году коагуляция становится основным инструментом обучения, мы создаём твёрдую почву сознания, на которую студенты будут опираться в работе с клиентами — диагностика, стратегии терапии и пр. Эта работа соединяет обучение и личный анализ, часто как тяжёлый внутренний опыт, суть которого хорошо отражает сказка про уточку с красными глазками. Эта уточка всю жизнь может прожить на воде, не нуждаясь в земле, но она становится ей необходима тогда, когда ей нужно высиживать яйца. Тогда уточка ныряет под воду и каждый раз приносит в клюве кусочек земли, который прилепляет один к другому. Так она создаёт маленький остров для высиживания яиц, но нырять много раз за землёй очень тяжело, и у неё от напряжения глазки заливаются кровью и становятся красными.

Заключение

Эта моя работа — тоже опыт напряжённого ныряния в историю, в прошлое, в бессознательное с попыткой поднять на поверхность мои преподавательские установки и опереться на них, высиживая зачатки того, что значит быть юнгианским преподавателем.

Я благодарна Генри Абрамовичу, организатору и вдохновителю Израильских школ для русскоязычных кандидатов тренинга, за эту возможность поделиться опытом и почувствовать себя половозрелой и детородной уткой-преподавателем, в очередной раз создающей следующее поколение своей внутренней истории.

Принимать традицию и передавать её — привилегия быть приобщённой к мощному потоку преобразующих энергий. Мой Юнг — в том, что размышляя о преподавании и выделяя измерения — понимать, делать, быть — я пытаюсь соединить сознательное и бессознательное в каждом аспекте обучения, в каждом слое идентичности.

---

Библиография

Винер Дж. Оценивая прогресс у кандидатов // Юнгианский анализ, 2011, № 1.
Келли Т. Формирование аналитика: от «идеального» до «достаточно хорошего» // Юнгианский анализ, 2011, № 2.
Пуртова Е.А. Юнгианское исследование и следование образу // Около слов. Лекции по аналитической психологии. СПб. — М. — Екатеринбург, 2017.
Фрейджер Р., Фейдимен Дж. Личность: теории, упражнения, эксперименты. СПб: Прайм-Еврознак — М.: Олма-пресс, 2001.
Хегай Л. МААП: инструкция к применению // Юнгианский анализ, 2011, № 1.