«В нашей профессии силами одного эго сделать ничего нельзя»
Кононов Роман Алексеевич (Екатеринбург) – аналитический психолог, кандидат РОАП/ IAAP, президент Уральской ассоциации аналитической психологии и психоанализа (УрААПП), главный редактор альманаха «Теменос».
Опубликовано в журнале «Юнгианский анализ», 2021, № 2
Интервью Екатерины Волковой.
Екатерина Волкова: Как бы Вы определили идентичность юнгианского аналитика?
Роман Кононов: Значительная часть того, что подразумевается под юнгианской идентичностью, – это результат многолетней практики и индивидуальной внутренней работы каждого из нас. Каждый раз, когда мы удерживаем напряжение индивидуации в соблазняющей иллюзии коллективного существования, мы созидаем собственное понимание «юнгианской идентичности». То есть она не столько данность, полученная в результате подготовки, сколько то, что постепенно «проступает», когда в своем опыте мы, как говорил Юнг, «взваливаем противоположности на себя».
Е. В.: И тогда из Ваших слов следует неизбежный вопрос о том, как Вы понимаете Самость, неразрывно связанную с общим представлением о юнгианской идентичности?
Р. К.: Это одно из самых сложных мест. Но попробую средствами Эго сформулировать какое-то подобие определения. Самость для меня – это божественная целостная совокупность моей психики, реализуемая через единицу моего Эго в процессе моего бытия в этом мире.
Е. В.: Вы сказали «божественная совокупность»… Как она проявляется?
Р. К.: Это тонкое ощущение присутствия чего-то большего, чем я. Оно всегда где-то на заднем плане, время от времени становясь более отчетливым при тех или иных внутренних и внешних обстоятельствах. И тогда происходящее событие, другой человек, поступок или спонтанно возникший образ становятся особенными – значимыми, как мы говорим, нуминозными. Возникает емкое переживание, которое появилось как будто только для тебя и которое затем разворачивается в то, что можно назвать эмоционально-образным полем. И тогда происходящее ощущается как что-то неслучайное, иногда как инсайт, иногда, наоборот, как загадка или проблема, требующая усилий для разрешения. Это твое и не твое. Действует завораживающе и всегда немного тревожно. Отчасти присутствие, которое я тут пытаюсь описать, можно воспринимать как некую регулирующую силу, способствующую появлению смысла, который действительно станет таковым, если Эго решится его для себя как-то открыть…
Е. В.: Интересно все-таки, насколько внешняя жизнь сейчас соответствует проявлению «божественного» в личности?
Р. К.: В конечном счете жизнь – это всегда игра противоположностей, которые нам нужно научиться удерживать в надежде на их разрешение и появление живого символа. Мир занят привычным делом – раскачивается на своих безумных качелях! Все, что нам остается, – это по возможности спокойно проживать сначала одну сторону, потом другую, не только сохраняя себя и своих близких, но и извлекая разного рода «профиты»: новые смыслы, впечатления, отношения. Мне кажется, хаос при всей своей жестокости – это приглашение к приключению, от которого трудно отказаться.
Если пользоваться юнгианским инструментарием, то сейчас мы наблюдаем энантиодромию от прежде господствующего тренда глобализма с его капиталистическим мировоззрением и размытыми национальными границами. То есть мы наблюдаем процесс обособления внутри страны, внутри семьи, внутри себя. Вещество пока еще только помещается в герметичный сосуд, где его ожидают обычные алхимические жестокости. И конечно, нигредо со всеми его «радостями» нам не миновать. Но для души в конечном счете это хорошо. Иногда в интересах жизни нужно быть изолированным, провалиться внутрь себя.
Можно предположить, что эти процессы являются частью становления нового эона Водолея. Но кто знает, сколько раз качнется маятник… Можно предположить, что мы будем иметь новое расширение мира, возобновление связей. И я надеюсь, что это будет как-то по-другому. Глобализация нанесла огромный ущерб национальному своеобразию, чем компенсаторно обострила культурные комплексы. Возможно, в фазе нового расширения своеобразие единицы не будет потеряно в интересах связности множества.
Е. В.: А УрААП сохраняет своеобразие? Как сообщество изменилось со времени создания?
Р. К.: В 90-х никакого разделения на юнгианцев и фрейдистов на Урале не было, просто потому что аналитиков можно было пересчитать по пальцам. И мы все более-менее мирно сосуществовали в рамках одного сообщества довольно длительное время. Собственно юнгианская секция Уральской психоаналитической ассоциации просуществовала с 1998 по 2008 год. Вначале секция была небольшой: я и еще два-три человека. Но по мере роста интереса к юнговским идеям увеличивалась и наша численность.
Сам я пришел к Юнгу благодаря обучению в Восточно-европейском институте психоанализа в середине 90-х. В программе была представлена и аналитическая психология, немного лекций и семинары. К ним нужно было предоставить конспект нескольких работ из сборника «Архетип и символ». Пока конспектировал, я испытывал раздражение. После четких работ Фрейда мне решительно не понравился юнговский язык. Но когда я стал перечитывать конспект с собственными пометками, случилась странная вещь. Я вдруг «ухватил», понял, как в психике все устроено, что Юнг имеет в виду. Не на рациональном уровне. Знаете, как со стереокартинками: при первом взгляде – фрагментарное, почти бессвязное поле, но потом, под определенным углом зрения и некоторой концентрации, ясно проступает тот или иной объемный объект. Я с удивлением осознал, что юнговская объемная «картина мира» мне не только понятна, но и близка. Как если бы я всегда о ней знал.
В 2006 году мы, еще будучи членами секции, попали на московский семинар Шварц-Саланта. Семинар был чудесным! И тогда же мы познакомились с деятельностью МААП, с московскими коллегами. Я вдруг обнаружил людей, говорящих со мной на одном языке. Это ощущение общего смыслового поля дорогого стоит. И дальше все было предрешено, хотя, конечно, для вызревания потребовалось некоторое время.
В 2008-м секция организовалась в отдельную организацию – собственно, Уральскую ассоциацию аналитической психологии и психоанализа. Эти структурные изменения, разумеется, не были простыми, и первые пару лет нас лихорадило. И решение об официальной, юридической регистрации мы приняли, только когда убедились, что наше сообщество жизнеспособно.
Вначале было много хаоса, сопутствующего начальным этапам творения: некоторые из тех, с кем начинали, куда-то исчезали, но приходили новые люди, и с ними можно было сделать тот или иной проект, а потом они тоже могли исчезнуть. Когда отмечали десятилетие ассоциации, стали смотреть фотографии тех времен, вспоминать, как все было. Так вот, с нами осталось, может быть, процентов тридцать тех людей, которые тогда собрались на первую встречу. Прошедшие годы были просто сумасшедшими по нагрузке, но, пожалуй, к настоящему моменту я бы обозначил их как самое интересное время моей жизни. И значительная часть этого времени отдана проектам УрААПП.
Е. В.: Расскажите о них.
Р. К.: Это все то, чем и посредством чего живет УрААПП: сайт ассоциации, издание альманаха, конференции, образовательный проект, который пережил у нас несколько метаморфоз, дискуссионный клуб, киноклуб, свободные семинары, наш юнгианский центр на Вайнера и много другое. Когда с коллегами в 2018 году готовились к десятилетнему юбилею, то вновь посмотрели записи, которые сделали на первой организационной встрече в июне 2008-го. И было удивительно осознавать, что, собственно, все запланированное живо и продолжает развиваться. Да еще и нового добавилось. Странное, но приятное чувство, чем-то похожее на замешательство.
Проект «Теменос» начался еще во времена юнгианской секции в 1999 году. Журналов по нашей тематике тогда практически не было, интернета тоже, но уже был опыт, накопилось достаточно материала для осмысления, и было принято решение издавать свой журнал, который тогда назывался «Уральский психоаналитический вестник». Всего вышло два выпуска под моей редакцией. А вот в 2010-м появился уже, собственно, и сам «Теменос». Первые журналы были скромные, от силы на девять печатных работ. Сейчас альманах вмещает до тридцати публикаций. Но ведь и редакторская деятельность осуществляется намного проще благодаря интернету. А тогда буквально надо было ходить за авторами, подгонять, просить, чтобы собрались, наконец, и сели писать. Но все эти хлопоты перевешиваются удовольствием и гордостью, когда в результате твоих усилий и усилий коллег наконец рождается готовое печатное издание, такое ощутимо-весомое, шуршащее, с буковками… Журнал выходит по итогам года. Материала обычно достаточно благодаря докладам, которые коллеги готовят к конференциям, а они у нас проходят дважды в год. Кроме того, есть авторы, которые не являются членами ассоциации, но их позиция нам близка и понятна, поэтому мы их тоже с удовольствием публикуем.
С шестого номера альманах стал тематическим. Это произошло случайно: мы вдруг обнаружили, что собранные работы можно объединить одной темой. Такая вот неслучайная случайность! С тех пор тема каждого следующего номера так и рождается. Собираются работы, распознается центральное смысловое ядро, формулируется тема. Заранее известная тема была только у десятого, юбилейного издания.
Между прочим, лис-оборотень на обложке пришел из моей утренней сно-яви и оказался щедрым вкладом бессознательного в работу над изданием. Я отчетливо увидел Лиса, который в утреннем тумане аккуратно переходил реку вброд. Этот образ привел к неожиданному разрешению моего внутреннего напряжения. До этого момента я долго не мог определиться с внешним обликом альманаха и еще с кое-какими важными деталями. Но Лис все расставил по местам, не только заняв место на обложке, но и превратившись в персонификацию всего проекта. Возможно, это и изменчивый Трикстер, и всепроникающий Меркурий одновременно, это умение двигаться в погоне за смыслом, способность терпеливо «сидеть в засаде» в ожидании «добычи», то есть наилучшей формулировки для той или иной идеи; врожденное умение держать нос по ветру – отслеживая, например, актуальность темы текущему моменту. И конечно, игривость, свойственная этому зверю, может символизировать способность авторского сознания играть смыслами или же, напротив, быть их выразителем. Но по правде говоря, в символе Лиса есть еще какие-то мощные пласты, куда я стараюсь не вторгаться из-за страха нарушить там (или в себе) что-то важное.
На обложке есть еще и колодец, и «тау-мандала». Двусторонний симметричный колодец является логотипом ассоциации с самого момента ее появления. Мы, к слову, его «подтянули» с первых двух номеров журнала. То есть я его разработал еще во времена юнгианской секции, но свое настоящее место уже в доработанном виде он обрел лишь с появлением УрААПП. Колодец символизирует целую совокупность значений, характерных для нашей аналитической практики: это и рабочий альянс, и интерактивное поле, в которые включены и клиент, и аналитик; каждый из них со своей стороны вращает ворот колодца, общими усилиями поднимая на свет сознания глубинные бессознательные содержания. В общем, я тут могу много чего еще наговорить… Наш логотип нам нравится.
А «тау-мандала» – это уже, собственно логотип альманаха, и он появился только в 2012 году. Мы вдруг спохватились, что забрали у альманаха его символ, и решили «восстановить справедливость». Если посмотреть на «тау-мандалу», то мы увидим полноценный, сгруппированный попарно «кватернер». Это и полнота Самости, и четыре функции Эго: ощущение, интуиция, чувство и мышление – инструменты авторского сознания, благодаря которым авторы альманаха превращают озарения своего опыта в ясный, читаемый текст. Ну, нам бы так хотелось… Четыре оси на периферии закручиваются в условные спирали, которые символизируют возможность движения фокуса внимания.
Мы предпочитаем статьи с практическим уклоном, те, в которых есть понимание организации психического процесса, то есть та или иная его концепция. Это понимание и означает возможность продуктивно с этим процессом взаимодействовать. Для нас очень ценно, когда человек потрудился перевести свою идею на уровень технологии и готов этим поделиться. «Тау» в центре логотипа – это не столько стилизация начальной буквы в названии альманаха, сколько отсылка к египетскому анху или скандинавскому молоту Тора, которые выражают творческую маскулинность ищущего сознания. Можно сказать: практическую духовность, приведенную в гармонию с окружением и средой («тау» в логотипе помещена в правильную окружность).
Характер у нашего журнала точно есть. И в присутствии Духа ему не откажешь…
Е. В.: И проект «Творческая лаборатория», конечно.
Р. К.: Он был особенно активен в первые несколько лет нашей работы. Суть проекта состоит в том, чтобы исследовать спорную или сложную идею метода, которую по понятным причинам невозможно опробовать на клиенте. Среди прочего для решения этой задачи мы использовали «карусельку»: на одном сидит аналитик, желающий опробовать свой метод, на стул клиента по очереди садятся все остальные участники, и каждый дает свою обратную связь. Потом обсуждение, и к концу встречи возникает общая картина предложенного метода. Бывает, что в процессе он сильно трансформируется.
В проекте «Свободные семинары» участники работают над сложными текстами. Иногда это «просто» вдумчивое коллективное чтение, иногда – динамическая игра, в которой есть место для «прокурора» – критика, оспаривающего те или иные положения автора, и «адвоката», который, напротив, их отстаивает. А уж «судья» у каждого внутри свой.
Е. В.: Организация психического процесса – это же очень во многом о бессознательном. Как оно помогает проектам сообщества, Вы рассказали. А теперь, снова возвращаясь к Вам: как бессознательное влияет на Вашу практику?
Р. К.: В нашей профессии силами одного Эго сделать ничего нельзя. Юнг однажды отметил, что мы целиком зависим от великодушного содействия со стороны нашего бессознательного в самых обычных делах. То есть в каждое мгновение практики бессознательное активно участвует в моей работе. Оно помогает инсайтами и сопутствующими фантазиями в контрпереносе, оно на лету склеивает в интерпретацию мои фрагментарные идеи, оно позволяет интуитивно ухватить целое там, где из фактического материала есть лишь намеки. Правда, и мешать работе оно тоже может, сбивая с толку и перегружая аффектом. Но дело здесь больше в Эго, которое в какой-то момент не смогло полноценно присутствовать в опыте, оказалось дезориентированным и напуганным. Не всегда возможно сохранить необходимое равновесие, включаются защиты, вносятся искажения. А сновидения – моя путеводная нить (хоть я и использую все юнгианские инструменты), мне кажется, в силу своей природы они способны своими средствами отобразить этот процесс и намекнуть на возможное решение. Мои сновидения – это вообще существенная часть моего процесса индивидуации.
Е. В.: Поделитесь в этой связи, какие запросы у ваших клиентов?
Р. К.: За редким исключением все входные запросы адаптационные, в каком бы виде они ни формулировались. Но ведь нужда, с которой часто начинается индивидуация, порой заявляет о себе именно как адаптационный срыв. И в процессе работы над этим срывом задачи индивидуации становятся все более явными. В каком-то смысле индивидуацию можно рассматривать как постепенное обретение человеком уникального (свойственного только ему) способа воплощения его трансперсональной Самости в пределах мира человеческих смыслов и отношений. Эго и Самость – два полюса динамической системы, которые нуждаются во взаимном соучастии. И возможно, это соучастие осуществляется ежесекундно. Так что, каким бы ни был запрос, в нем по умолчанию содержится зерно индивидуации. Наша задача – создать условия, для того чтобы оно однажды проросло.
Кстати, хочется думать, не без юмора, что вся моя собственная осознанная жизнь в профессии и является самым главным символическим даром Юнгу, который я могу преподнести, то есть индивидуация, в которой я сам пребываю, и есть такой разворачивающийся во времени, распаковывающийся подарок.
Е. В.: Что бы он мог на это сказать?
Р. К.: Возможно, он бы воскликнул что-то вроде: «О Господи! Еще один юнгианец!» А потом махнул бы рукой: мол, делаешь и делай, это ведь твой собственный выбор…